Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1874 год, февраль
– Я тоже читал, – вступился Русинов за Европу, – но с каким изяществом оно совершено, с какой выдумкой.
– Да, вы правы, господин Русинов, – Путилину больше не хотелось выслушивать речи титулярного советника, – у нас топором голову проломил и все преступление. Это не крысиным ядом всю семью. Начитались наши преступники романов, вот и смекалки никакой нет, как вы говорите, выдумки. Извините великодушно, но, увы, мне надо посмотреть ещё раз место варварского преступления, – и он направился в подвал.
– Только посмотрите на этого недотёпу, – Николай Фёдорович не воздержался от колкости, – ему на полях коров пасти, а не за преступниками охотиться.
– Зря вы так, – подполковник попытался сказать что—то в оправдание начальника сыскного отделения, но не успел.
– Нет, сударь, я знаю, что говорю, – титулярный советник пошёл красными пятнами, – неоднократно, – подчеркнул он, – я повторяю, неоднократно мне пришлось убеждаться в этом.
Калиновский снял с своего плеча несуществующую пылинку и ничего не ответил, зная об отношениях судебного следователя и Ивана Дмитриевича, решил отмолчаться.
Когда начальник сыскного отделения вошёл в квартиру, прибывший незадолго до этого доктор Рихтер осматривал убитого, которого для удобства положили на стол.
Путилин поздоровался, Рихтер только кивнул в ответ, продолжая осматривать рану на голове.
– Иван Дмитриевич, голубчик, сейчас я вам сказать ничего не могу, осмотрю всех, тогда выскажу свои соображения.
– Благодарю, – Путилину не хотелось возвращаться во двор, где стоял немым укором судебный следователь, но пришлось. И Иван Дмитриевич направился к хозяйке доходного дома госпоже Пановой, стоявшей рядом с околоточным.
– Доброе утро, сударыня, – Путилин приподнял шапку, – вы подняли тревогу в околотке.
– Совершенно верно, господин Путилин, – за хозяйку ответил околоточный, который испытал на себе укорительный взгляд начальника сыскного отделения.
– Да, да, я забеспокоилась, – торопливо произнесла госпожа Панова, – когда два дня подряд из скорняжной артели приходили и спрашивали. Почему мои жильцы не появляются в мастерской.
– Почему именно сегодня вы проявили такое беспокойство?
– Показалось странным, ведь жильцы никогда не пропускали церковных служб, а здесь…
– Госпожа Панова, если не ошибаюсь?
– Серафима Львовна.
– Скажите, а почему именно сегодня?
– Не могу объяснить, господин Путилин, что—то в сердце ёкнуло, и такая тревога с утра охватила, что не могу объяснить.
– Когда вы видели их в последний раз?
– Я с неделю тому, а вот наш дворник…
– Извините, Серафима Львовна, но с дворником мне хотелось поговорить особо. Вы ничего не замечали за жильцами?
– О них ничего плохого сказать не могу, уходили рано, приходили поздно, оплачивали вовремя. Ни разу не задержали.
– А дети?
– Они тоже трудились в артели.
– К ним кто—нибудь приходил?
– Вот об этом лучше расскажет дворник.
– Не буду вас задерживать, – и Иван Дмитриевич направился к дворнику, который стоял в окружении любопытных и что—то рассказывал.
– А кровищи—то, весь пол… – только и успел услышать Путилин, дворник умолк.
Начальник сыскного отделения жестом поманил дворника к себе, тот виновато улыбнулся и, не зная, куда деть лопату, с ней в руке подошёл к Ивану Дмитриевичу.
– Здравия желаем—с, ваше высокородие, – он стоял в полупоклоне.
– Знаешь меня?
– Кто ж в городе не знает господина Путилина? – ответил вопросом на вопрос подошедший.
– Тогда знаешь, что недомолвок, а тем более неправды не приемлю.
– Наслышан, ваше высокородие.
– Можешь, Иваном Дмитричем называть.
– Как прикажете—с.
– Что расскажешь об убиенных?
– Степан Иваныч – мужик справный был, хозяйственный, семью в руках держал, спуску не давал. У него не забалуешь, то бишь уже не забалуешь.
– Понятно. Кто у него бывал?
– Дак не любил Степан Иваныч гостей.
– Таки никто?
– Нет, недавно Степан Иваныч хвастался, что скоро переедет из подвала на хорошую квартиру, заживёт по—человечески. Сам себе хозяином будет. Я, было, начал его расспрашивать да он только улыбнулся в ответ.
– Значит, не знаешь?
– Никак нет. Вот, правда, с неделю к ним земляк забегал.
– Не тяни, кто такой?
– Ей Богу не знаю.
– Как выглядел.
– Ну как? Обыкновенно.
Иван Дмитриевич тяжело вздохнул, что дворник аж голову от робости втянул.
– Ну?
– Роста маленького, чуть повыше плеча будет, – дворник показал рукой, – в овчинном чёрном полушубке, шапку я не запомнил, а вот глаза такие маленькие, бегающие, словно задумал что стащить. Борода тёмная с проседью.
– Больше ничего не приметил?
– Во, – обрадовался дворник, – ногу слегка волочил, как утка.
– Это уже примета. Земляк говоришь. Сколько в семействе Степана Ивановича душ было?
– Семь.
– Семь?
– Как есть шесть, Степан Иванович, – начал перечислять дворник, – его сыновья Степан и Иван, жена Степана и их ребятишки Ванька – старший, Стёпка – средний и Гришка – младший. Итого семь.
– Семь говоришь, – повторил Иван Дмитриевич, – а убиенных—то восемь.
Глава четвертая. Убиенный под номером восемь
Дворник указал каждого из семейства Степана Ивановича, а вот о восьмом поведал, что видит—де в первый раз и никогда ранее не встречал. Околоточный пожал плечами: «Не доводилось встречать», хозяйка долго думала то ли вспоминая, то ли от нервического состояния, бросала взгляды на разбитую голову и подносила платок к лицу.
«Лишь бы чувств не лишилась», – подумал Иван Дмитриевич, глядя на побледневшую госпожу Панову.
Судебный следователь так и остался стоять во дворе, только, когда уходил, громко, чтобы слышали окружающие, произнёс:
– Господин Путилин, рапорты пришлите с посыльным не позднее трёх, нет, пожалуй, не успеете, четырёх часов.
Паспорта и иных бумаг, указывающих на личность убиенного, при трупе найдено не было. Он так и остался в бумагах, как «неизвестный мужчина сорока пяти – пятидесяти лет».
Чиновники по поручениям сидели на стульях – Соловьёв у стола, а штабс—капитан Орлов у окна, закинув ногу за ногу, коллежский асессор Волков порывался подняться, но так и остался сидеть рядом с Иваном Ивановичем.
Сам же Путилин прохаживался по кабинету медленным шагом, заложив руки за спину. Выражение лица выдавало признаки озабоченности. В такие минуты сотрудники сыскного отделения старались не мешать Ивану Дмитриевичу.
Раздался стук в дверь.
Путилин остановился, но не успел произнести ни слова, как дверь отворилась и в образовавшейся щели появилось лицо Миши Жукова.
– Разрешите, Иван Дмитрич!
Начальник сыскного только махнул рукой и продолжил вышагивать по кабинету, словно пытался что—то наверстать.
Младший помощник почти на цыпочках подошёл к свободному стулу у начальственного стола, но не посмел сесть, так и остался стоять, взявшись обеими руками за спинку.
– Господа, в данном деле много неясностей, – без предисловий начал Иван Дмитриевич, – восемь убитых, восемь, – он остановился, – притом неизвестный. Если о пропаже его не будет заявлено участковым приставам, то я боюсь, он так и останется неизвестным, хотя… Впрочем давайте по порядку, господа. Да, куда отвезли убитых?
– В Александровскую, – ответил Орлов.
– Почему не в Обуховскую?
– Иван Дмитриевич, распорядился доктор Рихтер, ведь он служит в Александровской и делать вскрытие будет там именно он.
– Понятно.
– Наверное, продолжу я, – кашлянул в кулак Жуков, прежде чем начать говорить, – убитые трудились в скорняжной артели, что находится на Бумажном канале. В артели шестнадцать человек, все из Княжевской волости Ямбургского уезда, но разных деревень. Образовали артель четыре года тому. Работали, как сказали каждый день, когда не пришёл Степан Иванович Морозов с семейством заподозрили неладное, но пришли на квартиру только на третий день.
– Чем объяснили? – нахмурился Иван Дмитриевич, так и продолжавший стоять посреди кабинета.
– Поначалу справлялись с работой сами, подумали, мало ли что могло произойти, а вот на третий день решили навестить.
– Так.
– Пришли, а там закрыто. Они сперва к дворнику, а уж потом к госпоже Пановой, владелице доходного дома.
– А дальше вам известно. Да, – спохватился Жуков, Иван Дмитриевич предпочитал не торопить сотрудников сыскного, но строго спрашивал за забывчивость, – убитый Степан Иванович Морозов, шестидесяти двух лет от роду, православного вероисповедания, как я говорил, Княжевской волости, деревни Ильеши. Приехал шесть лет тому, последние пять лет проживал в доме госпожи Пановой вместе с сыновьями Степаном, тридцати семи лет, и Иваном, тридцати двух.
